Статья написана специально для нового 55 номера журнала «Экология и право»

Июнь 2013 года, Хельсинки. На подиум Всемирного конгресса научных журналистов выходит глава отдела глобальных стратегий и анализа General Electric Питер Эванс и начинает рассказывать журналистам об основных вызовах и решениях для них в XXI веке. Его видение не так уж сильно отличается от традиционных историй, рассказываемых экологами: «Мы входим в эпоху газа – по пути к эре возобновляемой энергетики», «Ключевой вызов XXI века – недостаток воды для жизни и энергии для дальнейшего развития», «Основной путь решения проблем – «умные» и устойчивые города и сообщества, эффективное управление энергией и прочими ресурсами, минимизация отходов и потерь, замкнутые круги производств – и децентрализация производства энергии».

Если системно обобщить круг экологических проблем современности, как это делает ряд экономистов в сфере экологии – например, физик, основатель Центра экологической грамотности при университете Беркли в Калифорнии Фритьоф Капра, – получается, что практически все эколого-социально-экономические проблемы современности связаны друг с другом. Неустойчивый экономический рост, направленный на экстенсивное освоение территорий, приводит к истощению ресурсов, обеднению и разрушению экосистем и последующему падению уровня жизни. Рост потребления энергии вызывает увеличение расходов воды, как подтверждает и недавнее исследование ООН «Вода и энергия». По данным индекса WWF «Живая планета», человечество уже расходует ресурсы полутора планет Земля. В результате одной из ключевых проблем современности становится вопрос о сохранении экономического роста и обеспечении, вместе с тем, социальной справедливости – но так, чтобы при этом не истощались ресурсы. Будущее энергетики играет здесь центральную роль.

Взаимосвязь политических систем с видами топлива

В среде экологических экономистов и политологов в последние несколько лет уверенно набирают популярность идеи, связывающие господствующий вид ископаемого топлива с той или иной моделью политического и социального устройства общества. Так, индийский исследователь Дипеш Чакрабарти говорит о том, что обнаружение и массовое использование ископаемого топлива существенно снизило зависимость экономического развития (прежде всего, в области строительства крупных инфраструктурных проектов) от массового принудительного труда. В дальнейшем, продолжает мысль Ричард Хайнберг из Post Carbon Institute, распространение угля в значительной степени способствовало развитию демократии: уголь добывали децентрализовано, и в его добыче было занято довольно много людей, составивших основу организованного рабочего класса – и впоследствии профсоюзов. После того как уголь сменился на нефть в качестве основного источника энергии в мире, роль и возможности влияния для профсоюзов в значительной степени уменьшились. Запасы нефти были – и остаются – сконцентрированы лишь в нескольких десятках регионов мира, а в ее добыче рабочий класс играет намного меньшую роль (и намного большую – геологи с университетским образованием). Кроме того, «нефтяные» страны используют собственные ресурсы в геополитических играх, давлении на другие страны и т. д. Газ, по сути, идет по пути нефти – разве что, с точки зрения экологов, по сравнению с нефтью и углем это несколько более «чистый» вариант, – однако газ является более проблемным ресурсом с точки зрения транспортировки, т. е. вопросы геополитики и торговых путей в добыче и потреблении газа начинают играть еще большую роль.

Зато возобновляемая энергетика, по мнению исследователей из Post Carbon Institute, предлагает кардинально другое устройство производства и доставки энергии. Ключевые характеристики возможного нового энергетического режима, в котором все большую роль начинают играть альтернативные источники энергии, – это более маленькие и локальные энергетические системы, децентрализация энергетического производства и распределения, «умные» и устойчивые системы управления новыми энергетическими системами. Это, в видении ряда теоретиков, – новый прекрасный возобновляемый мир, в поддержании баланса которого миллионы производителей энергии на основе различных возобновляемых источников будут вырабатывать и, зачастую, сами же потреблять альтернативную энергию, свободно обмениваясь излишками через «умные» сети. Этот децентрализованный, локализованный мир также будет иметь горизонтальные системы управления или, скорее, горизонтальные системы координации действий, и прямую демократию.

Критики модели говорят, что она, возможно, хороша для локальных поселений, однако для обеспечения многомиллионных городов или промышленных центров необходима будет и крупномасштабная и централизованная составляющая новых энергосетей. Покрыть спрос на энергию в этом сегменте призваны более мощные проекты в области ВИЭ – например, крупнейшая в Латинской Америке солнечная ТЭЦ в чилийской пустыне Атакама или проект Desertec, предусматривающий строительство сети солнечных парков на Севере Африки, энергия из которых будет передаваться по подводным кабелям в Европу. Отдельная проблема – возможности передачи и сохранения энергии. С ним уже столкнулась, например, Германия, где большая часть возобновляемой энергии вырабатывается ветропарками на севере страны, а потребляется промышленным югом. Технологии передачи возобновляемой энергии с минимальными потерями, а также ее сохранения, являются сейчас наиболее востребованными для сектора ВИЭ в стране. Одно из возможных решений – германо-норвежский проект NordLink, предполагающий передачу избытков ветровой энергии по кабелю по дну моря в Норвегию и сохранение этой энергии на гидроаккумулирующих электростанциях для последующего использования в периоды затишья ветровой активности.

Скорее всего, ближайшее будущее возобновляемой энергетики будет все-таки представлять собой «микс» из централизованных и децентрализованных решений, нацеленных на различных потребителей. Но роль локальных производителей и энергонезависимых решений, безусловно, возрастет.

Еще один вопрос – топливо для транспорта. Если в США и ЕС все большая часть общественного и личного транспорта переходит на электро- или гибридные режимы, то в быстроразвивающихся странах – Китае, Индии, Бразилии, России, Индонезии – пока еще экспоненциально растет количество частных автомобилей на бензиновом топливе. «Переломный момент для потребления нефти наступит, когда электромобили начнут вытеснять традиционный автотранспорт в быстроразвивающихся экономиках, т. е. где-то к 2030 году», – полагает Алексей Кокорин, руководитель проекта «Климат и энергетика» WWF России.

Энергодефицит в условиях экономического роста

Еще одна ключевая проблема современного энергетического рынка, также напрямую связанная с ВИЭ, – это глобальный недостаток энергии. В условиях продолжающегося увеличения численности населения и роста большинства экономик мира огромными темпами растет и спрос на энергию, и вместе с ним растет и количество выбросов парниковых газов, хотя уже и медленнее, чем раньше (в ЕС за 2012 год эмиссия снизилась на 1,6%, в США – на 4%, в Китае выросла на 3%, по сравнению с ежегодным ростом порядка 10% в предыдущее десятилетие). Хорошая новость состоит в том, что на фоне роста энергопотребления снижается энерго- и углеродоинтенсивность экономик мира. Тем не менее, по прогнозам таких исследователей мирового энергетического рынка, как Дэвид Роланд-Хольст из Беркли, общая потребность в энергии в мире вырастет к 2030 году практически в два раза по сравнению с текущими показателями. При этом ключевыми потребителями энергии станут как раз страны БРИКС – Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР. Сейчас в мире 1,4 млрд человек полностью лишены доступа к электричеству. Эксперты прогнозируют, что этот показатель снизится до 1,2 млрд человек к 2030 году, но еще порядка 1 млрд будут по-прежнему испытывать трудности с постоянным и стабильным электроснабжением.

Существующая модель энергетического рынка испытывает серьезные сложности с возможностями обеспечения растущего спроса на энергию в мире. И речь идет не только о дороговизне энергоресурсов для наиболее бедных слоев населения и о крайней монополизированности энергорынков (включая прямое или косвенное субсидирование традиционной энергетики). Речь идет об истощении запасов ископаемого топлива, прежде всего – наиболее доступных, удобных и дешевых в добыче. По мнению Хайнберга, в области традиционной энергетики мы уже достигли «точки снижения доходов»: по сравнению с предыдущим десятилетием мировая нефтяная отрасль удвоила объем инвестиций в разработку и добычу нефти, но реальные показатели производства нефти остаются на том же уровне. «Затраты на производство растут, так что компаниям теперь приходится рассматривать геологические формации, которые раньше считались слишком проблематичными», – пишет исследователь в одной из статей на сайте Post Carbon Institute. По его словам, в области нефтедобычи мы наблюдаем «состязание между технологиями и истощением разведанных месторождений нефти». Что касается угля и газа, то в этой отрасли, считает Хайнберг, «точка снижения доходов» будет достигнута уже в следующем десятилетии – как в США, так и во всем мире.

«Как минимум, изменение климата и истощение дешевых ископаемых видов топлива заставят общество обратиться к другим видам энергии […] – более «рассеянным» и неустойчивым источникам энергии, таким как энергия ветра и солнца», – продолжает Хайнберг. Если электромобили могут ездить на электричестве, произведенном на ветряных турбинах или в солнечных парках, то электросамолеты, контейнеровозы или грузовики, работающие на электричестве, пока еще не представляются технически возможными. «Децентрализованная, распределенная генерация ВИЭ, наряду со снижением глобального уровня международных морских и авиаперевозок, может способствовать менее глобализованным и более локализованным моделям экономической и политической организации», – пишет Хайнберг.

Новые модели социально-экономического устройства во времена ВИЭ

В целом, по мнению исследователей из Post Carbon Institute, перестройка экономики в сторону снижения потребления ископаемого топлива и роста доли ВИЭ в конечном итоге снизит общий объем энергопотребления – в том числе и потому, что многие комплектующие для производства возобновляемой энергии (солнечные панели, ветряные турбины) создаются на основе производных нефти и ценных или редкоземельных металлов, которых в мире также становится все меньше. Как результат эксперты прогнозируют сокращение доли среднего класса и частичный отток городского населения в сельские районы, с увеличением занятых в сельском хозяйстве. Скорее всего, полагают ученые из Post Carbon Institute, резко снизятся темпы экономического роста, и глобальная неолиберальная парадигма сменится на нечто новое.

Возможно, грядущие изменения будут сравнимы с очередной промышленной или научно-технической революцией, разве что развитие будет направлено совсем в другую сторону: прочь от стратегии экономического роста, роста потребления, организационной модели корпораций XX века – и в сторону локального производства и потребления продукции и энергии, роста экопоселений и экодеревень, а также городов, ориентированных на принципы включения в общественное самоуправление широкого круга местных сообществ ради достижения устойчивости к экологическим, экономическим и ресурсным рискам (так называемые «города перехода», transition towns), в сторону экономики, основанной на доверии и сотрудничестве, а не на конкуренции, – т. е. долевой экономики (или экономики «совместного потребления», sharing economy), где доступны возможности прямого распределения производимой продукции и прямого финансирования друг друга (peer-to-peer finance), в сторону поддержки открытого знания и открытых данных. Многие из этих практик уже реализуются сейчас – в отдельных сообществах и городах, где применяются интернет-технологии, включая социальные медиа, и прочие сетевые технологии, служащие для самоорганизации людей.

Поддержка развития ВИЭ

На протяжении первого десятилетия активного развития возобновляемой энергетики в мире превалирующей концепцией поддержки ВИЭ являлась идея господдержки сектора – через налоговые субсидии и льготы, а также через так называемый «зеленый» тариф, когда государство гарантировало закупку произведенной на основе ВИЭ энергии по определенной цене в течение ряда лет, вне зависимости от рыночных колебаний. Как правило, это также означало, что закупочная цена была выше рыночных сетевых тарифов. Именно формат «зеленых» тарифов был использован в Германии, Италии, Дании и целом ряде других, преимущественно европейских стран (правда, сейчас, например, «зеленый» тариф вводит и Япония). Считалось также, что для развития ВИЭ хороша либерализация энергетических рынков – т. е. открытие их для возможности работы максимально большого числа участников и широкого привлечения инвестиций (в том числе иностранных), а также переход от регулирования рынка по принципу «сверху-вниз» (когда специально созданный орган распределяет мощности среди ограниченного круга компаний) к системе «снизу-вверх» (при которой, наоборот, сначала собираются заявки от производителей, включая небольших производителей ВИЭ, а потом уже принимается решение о той или иной их поддержке).

Тем не менее недавнее историческое развитие рынка ВИЭ внесло свои коррективы. Во-первых, выяснилось, что поддержка «зеленых» тарифов, в свою очередь, зависит от целого ряда макро­экономических факторов. Например, в условиях экономического спада поддержка для ВИЭ может оказаться под знаком вопроса – как это происходит сейчас в Германии, где была принята реформа закона о поддержке возобновляемой энергетики. Весной 2014 года специальная комиссия бундестага крайне критично оценила конкретные результаты закона, вступившего в силу еще в 2000 году. По данным аналитиков, введенные законом меры обходятся немецкому бюджету в 22 млрд евро ежегодно, но при этом весьма слабо способствуют развитию и внедрению инноваций.

Второй аспект – слишком благоприятные тарифы на первое время приводят к «переинвестированию» в отрасли, и в результате перенасыщения рынка инвестиции также начинают падать, оказывая негативное (хотя и краткосрочное) влияние на рынок в целом; подобную тенденцию мы опять-таки наблюдаем в Германии. Так, в 2013 году немецкий рынок инвестиций в ВИЭ упал на 55%, итальянский – на 75%. Ряд южно-европейских стран (Италия, Испания), в наибольшей степени пострадавших от последствий экономического кризиса, также заметно свернул программы поддержки ВИЭ. К тому же, серьезным ударом для предприятий по производству комплектующих для солнечной энергетики в Испании стало успешное завоевание рынка китайскими производителями: в условиях жесткой конкуренции со стороны Китая испанский рынок комплектующих практически обрушился.

В ЕС довольно часто основными критиками политики поддержки ВИЭ выступали также не только консервативные партии, зачастую поддерживаемые крупными энергетическими концернами, но и многие социалистические или левые партии. Последние заявляли и продолжают заявлять, что затраты на ВИЭ в конечном итоге ложатся на плечи конечных потребителей, прежде всего – из наименее обеспеченных слоев населения.

Тем временем все более активное развитие рынков ВИЭ наблюдается в последние годы в Китае, Бразилии, Чили, ЮАР. Большинство этих стран, однако, используют, как правило, более рыночные механизмы для поддержки альтернативной энергетики – например, механизмы поддержки через рынок мощности, проведение тендеров и аукционов на право приоритетной поставки энергии в сеть или выпуск свободно обращающихся торговых сертификатов. Вышедшая в начале лета новая энергетическая концепция Евросоюза также предполагает постепенный переход от «зеленого» тарифа к более рыночным механизмам. В связи с новыми директивами в ЕС программы господдержки должны быть направлены лишь на небольшие проекты в области ВИЭ (менее 5 МВт для ветряной энергии и менее 1 МВт для прочих видов), длиться не более 10 лет, а также покрывать максимум 45% от общих затрат производства.

Аналитики надеются, что рыночные методы поддержки ВИЭ приведут также к привлечению частных, в том числе институциональных инвестиций в сектор, благодаря чему отрасль сможет стать более устойчивой и независимой. Британская аудиторско-консалтинговая компания EY уже отмечает рост интереса со стороны пенсионных и инвестиционных фондов в «зеленую» энергетику в целом ряде стран. Вдобавок на рынке США уже появился и ряд новых финансовых инструментов, нацеленных на поддержку ВИЭ: выпуск «зеленых» облигаций, банки «зеленого» финансирования, выход компаний, работающих в области ВИЭ, на биржи. Все большую роль начинают играть и международные инвестиции в области ВИЭ – тут мировыми лидерами являются Китай и Япония.

Примечательно при этом, что китайский рынок ВИЭ (занимающий по очереди с США то второе, то первое место по объему и привлекательности вложений) критикуется аналитиками как «довольно закрытый» – иностранным компаниям весьма непросто войти на него. Кроме того, развитие рынка ВИЭ в условиях планово-рыночной экономики Китая также во многом регулируется сверху, являясь частью политики, формируемой партийным руководством и не подпитываемой активным участием общественности.

В целом, опыт бурного развития глобального рынка ВИЭ за последнее десятилетие демонстрирует разнообразие политических форм и экономических инструментов поддержки: где-то политика в области ВИЭ направлена на децентрализацию и стимулирование роста числа малых производителей, а где-то она опирается на крупномасштабные государственные проекты; где-то рынок пользуется большой финансовой поддержкой со стороны государства, а где-то надежды возлагают на фондовый рынок и рыночные механизмы. В любом случае очевидно, что возобновляемая энергетика продолжает оставаться экономически привлекательным сектором мировой экономики.